|
Иногда бывает полезно протереть собственные глаза, прежде чем открывать глаза другим. Это я о Гузель Яхиной, авторе романа «Зулейха открывает глаза», по которому снят одноименный сериал.
Она родилась в Казани 1 июня 1977 года, в благополучной советской семье врача и инженера. До трёх лет говорила только по-татарски, еще не помышляя о карьере русскоязычного писателя. Русский язык освоила в детском садике, что неудивительно для республики, где численность населения татар ненамного превышала численность русского населения. Если иностранцы утверждали, что достаточно чуть поскрести русского, чтобы обнаружить в нем татарина, то это утверждение, видимо, справедливо и в обратном порядке.
Обретению интернационального советского мировосприятия, видимо способствовали соблюдение властями принципа развития культуры национальной по форме и социалистической по содержанию, а также полеты в космос, Олимпиада в Москве, бурный экономический рост республики. Знание русского языка открывало большие перспективы. Взрослые позаботились о том, чтобы дать Гузель специальное образование. Она училась в физико-математическом Лицее № 131 и художественной школе.
Ну и в том, что касается образования, нельзя сбрасывать со счета влияние бабушки и дедушек будущей писательницы. Один из дедушек прошел всю войну, был преподавателем немецкого языка. Другой дедушка был невероятным выдумщиком, постоянно баловавшим внучку своими волшебными сказками. Впрочем, родители считали несерьезной ее увлеченность сказками, а, впоследствии, после встречи в Казани с неназванным любителем кинематографа, и тягой к кино.
По словам писательницы, бабушка с маминой стороны, Раиса Шакировна, была педагогом и очень рано научила внучку читать, писать и считать. Она работала учителем русского языка в начальных классах татарской школы – учила русскому языку детей, которые до прихода в первый класс русским не владели вовсе — и была прекрасным дидактиком.
Гузель же родилась в тот год, когда бабушка вышла на пенсию, поэтому весь свой огромный педагогический пыл она направила на нее. Девочка даже школу закончила на год раньше — перескочила через второй класс, просто потому что бабушка уже прошла с ней еще до поступления почти весь материал начальной школы. Это та самая бабушка, судьба которой вдохновила Яхину написать первый роман.
Что это было за вдохновение? Казалось бы, татарская бабушка, перенесшая ужасы ГУЛАГА, должна была проникнуться духом антисоветизма и русофобии, заражать этим духом татарчат на их родном языке. Ан-нет, она стала преподавательницей русского языка и не препятствовала выходу дочери замуж за парня, отец которого (для Гузель - дедушка с папиной стороны) держал в шкафу не только книги из отечественной и зарубежной классики, но и, страшно подумать, «всего Ленина, а еще Маркса и Энгельса». К этому шкафу Гузель относилась «с особой осторожностью и почтительностью».
Может быть, в ГУЛАГЕ было не так страшно? Вон Солженицына тамошние врачи избавили от раковой опухоли. У начинающей писательницы зародилась мысль написать роман, не копирующий солженицынский ГУЛАГ, но воспроизводящий любовь в аду. Впоследствии идея получила политический окрас в виде идеи примирения национализма с космополитизмом, ибо оба они противостоят коммунистической идейности и советскому патриотизму, как реальному воплощению интернационализма трудящихся и неприятия паразитического капитализма.
Я помню, в одном из фильмов, кажется, югославском, молодой человек отправляется за возлюбленной еврейкой в нацистский концлагерь, чтобы разделить с ней роковую судьбу. Тема этого фильма созвучна с Зулейхой до известной степени. Но уровнять оба фильма, например, в целях милого сердцу космополитов отождествления коммунизма и нацизма, никак нельзя.
Как не могут быть объединены по смыслу и практике советский лозунг: «Труд в СССР есть дело чести, доблести и геройства» с глумливым нацистским лозунгом: «Arbeit macht frei» (Труд делает свободным), размещенным на входе многих нацистских концентрационных лагерей. Скорее всего, это было сделано в пику советскому лозунгу, а не по аналогии с исторической традицией, которую выводит Викпедия.
В чем различие? В мере погрешности. К нацистским лагерям эта мера неприменима. Они были изначально и специально предназначены для уничтожения всех людей, сопротивляющихся и не способных сопротивляться бесчеловечному нацистскому режиму. Задача трудового или нравственного перевоспитания здесь не ставится. Потому так издевательски выглядят нацистские лозунги о труде. Концлагерь нацистов является неизбежным продолжением их агрессивной политики порабощения мира, как самого эффективного средства выживания в капиталистической конкуренции.
Советские лагеря явились воплощением деформации строительства справедливого и гуманного общества в неблагоприятных внешних и внутренних условиях реализации коммунистической идеи. Сюда попадали коммунисты, оппонирующие огосударствлению передовой идеологии мира, воинствующие попы, кулаки, власовцы, басмачи, лесные братья, бандеровцы, националисты Чечни и других областей Кавказа, Калмыкии, крымско-татарские экстремисты и прочие политические противники.
Кем только они ни были! Политиками, писателями, учеными, рабочими, крестьянами, служащими, графами и боронами. А ведь были еще саботажники, воры и мошенники, уголовники. Их было десятки тысяч раз больше, чем политических сидельцев. Сколько их! Они представляли собой огромную материальную силу, но были повязаны по рукам и ногам. Да, и слава Богу. Чтобы случилось, если бы им было предоставлена свобода слова? Они немедленно обратили бы ее в дело, создав обстановку хаоса и террора.
Правда, Зулейха, по надуманной писательницей версии, была отправлена на поселение. Но все равно, кому из поселенцев или сидельцев ГУЛАГА Гузель сочувствует больше? Кулакам, конечно, зачисляя их в ряды всех пострадавших безвинно. Ее мировоззрение сформировалось в постсоветскую эпоху, когда дорвавшиеся до власти политические авантюристы и оборотни объявили советскую индустриализацию и коллективизацию сельского хозяйства, представлявшие собой единственный выход из разрухи гражданской войны и экономической отсталости, несомненным злом.
В СССР коллективизацию считали Великим Переломом. Знаменитый советский поэт А. Твардовский, впрочем, согрешивший тем, что вовремя не распознал коварную душу Солженицына, пишет:
И подвиг тот – Великий перелом,
Перепахавший межи вековые,
История сравнила с Октябрем,
Как две свои эпохи мировые.
У Гузель образное мышление, несомненно, преобладает над прагматичным политическим и философским анализом. Она поглощена конкуренцией в литературной среде и неудержимым стремлением сказать свое новое самобытное слово. Тем более что не лишена литературного таланта. Трагедии Великого перелома, в ходе которого переводилась на современные рельсы патриархальная деревня, ее интересуют лишь постольку, поскольку они отвечают основному тренду либеральной тусовки. Он предполагает трактовку истории с позиции космополитизма, коммерческой выгоды, признания капиталистического паразитизма нормой жизни.
Гузель попала в этот тренд не сразу. Окончив школу в 1993 году, она поступила в Казанский педагогический институт. Чему могла научить школьницу, а затем студентку, тогдашняя педагогика, мутировавшая вместе со всей страной от научно выверенных гуманистических социалистических ценностей к умственному и нравственному распутству капиталистического общества чистогана? Судите сами.
Мутация происходила в перестройку под аккомпанемент призывов к усвоению общечеловеческих ценностей, а после крушения СССР – путем очернения советского прошлого и лизоблюдства перед пресловутым «цивилизованным» Западом. В этот период будущий автор Зулейхи выиграла на третьем курсе института по конкурсу стипендию Немецкой службы академических обменов и уехала учиться в Боннский университет Фридриха Вильхельмса.
Уехала всего на полгода, один семестр, а сколько впечатлений! Во-первых, полюбила немецкий язык, во-вторых, заинтересовалась судьбой немцев Поволжья, безжалостно выселенных Советской властью в Сибирь, вместо того чтобы привлечь их в армию, отступавшую под ударами гитлеровских орд.
Учеба в Германии, видимо, повлияла на образ мышления и будущее литературное творчество Гузель и, особенно, на ее оценку Великой Отечественной войны советского народа против немецко-фашистских захватчиков. Нет нужды доказывать, что такая оценка не имела ничего общего с отношением к войне знаменитого татарского поэта, мученика гитлеровских застенков, советского патриота Мусы Джалиля.
Показателен в этом отношении рассказ Яхиной «Винтовка». В нем идет речь о советской медсестре Майе, поведением которой на войне движет не столько милосердие, сколько своеобразные личные впечатления. Вот как Майя относится к выжившим после ранения советским бойцам. «Она не любила встречаться с ними потом. Она их вообще не любила. Зачем вытаскивала? А сказал же как-то замполит: «Человек на войне должен быть — как винтовка. Надо — стреляет. Не надо — ждет, когда надо будет». Надо было — вот она и вытаскивала».
Медсестра по принуждению, Майя все же остается женщиной, чувствительной к запахам. Она с трудом переносит запах, исходящий от наших солдат. «За шею меня держи! — командовала она строго и отворачивалась от резкого спиртового запаха (ох уж эти сто грамм фронтовых!). — Слышь, крепче!» В ней было сорок восемь кило — это до фронта. Здесь, наверное, похудела».
Но вот другое тело. - «От него шел вкусный запах табака и одеколона. Подумалось: фриц, слишком вкусно пахнет. Полежала пару минут, выползла. Оказалось — точно, немец. Офицер.» Такое отношение к войне является типичным для либералов-космополитов.
«Ах, война, что ты подлая сделала» - их песня. Либералы-космополиты не признают справедливых войн, и вычленяют из них только кровь, грязь и мучения. Они относятся к ВОВ, как ко всему великому социалистическому эксперименту, разрывая нерасторжимую связь между счастьем и горем на пути к Победе. Национальное чувство в них просыпается лишь тогда, когда требуется облечь в национальную упаковку неприязнь ко всему советскому. Например, Зулейха обзывает красноармейцев «красноордынцами». Необандеровцы на Украине распространили термин «ордынцы» на все население России.
«Зулейхе сложно давались длинные русские слова, значения которых она не понимала, поэтому называла всех этих людей про себя – красноордынцами. Отец много рассказывал ей про Золотую Орду, чьи жестокие узкоглазые эмиссары несколько столетий собирали дань в этих краях и отвозили своему беспощадному предводителю – Чингисхану, его детям, внукам и правнукам. Красноордынцы тоже собирали дань. А кому отвозили – Зулейха не знала».
Не такая уж темная и забитая Зулейха, если предвосхитила современный взгляд ряда историков на Золотую орду! Видимо, она относит к ордынцам и бывшего батрака Мансура Шигабутдинова, который «устраивал собрания и горячо зазывал деревенских в товарищество со странным пугающим названием калхус». «Но его мало кто слушал – вещает внутренний голос Зулейхи - на собрания ходили такие же бедняки, как он сам».
Надо же в Татарстане имелись деревни, в которых бедняки составляли меньшинство! Между тем, во всей России кулаки и зажиточные, более или менее, крестьяне составляли не более 20% населения. Остальные 80% были как раз бедняками.
Однако был ли «ордынцем» Мирсаид Султан-Галиев, татарский, политический деятель, член РСДРП(б), расстрелянный 28 января 1940 года за «национал-уклонизм»? Были ли ордынцами его соратники Шамиль Усманов, Са́хиб-Га́рей Са́ид-Га́лиев, Галимджан Ибрагимов и пр. и пр.? Султан-Галиев обвинял сталинское руководство в том, что оно сделало упор на поддержку «крепкого хозяйчика», а это угрожало аграрной колонизацией русскими переселенцами отдельных нацрайонов, укрепив одновременно с этим уже существующие кулацкие хозяйства (русские в большинстве). (Марк Васильев. Дело Султан-Галиева).
На четвертом совещании ЦК РКП с ответственными работниками национальных республик и областей в июне 1923 году И.В. Сталин в речи по первому пункту: “Дело Султан-Галиева” - ответил на вышеприведенное обвинение следующим образом:
«… грехи “левых” состоят в том, что они не умеют быть гибкими в отношении буржуазно-демократических и просто лояльных элементов населения, они не умеют и не хотят маневрировать в деле привлечения этих элементов, они искажают линию партии по овладению большинством трудящегося населения в стране. … если они думают, что можно русские образцы механически пересаживать в специфическую национальную обстановку, не считаясь с бытом и конкретными условиями; если они думают, что, борясь с национализмом, надо вместе с тем выкинуть за борт все национальное; словом, если “левые” коммунисты на окраинах думают остаться неисправимыми, — то я должен сказать, что из двух опасностей “левая” опасность может оказаться наиболее опасной».
Выходит, что умонастроения яхиновской Зулейхи совпадают со сталинской позицией. Выходит, что автор Зулейхи, несмотря на заявленный интерес к советской истории, плохо разбирается во всех ее перипетиях. Я понимаю, что высказывания Сталина тоже можно отнести к политическому маневрированию. Но каковы бы ни были его истинные цели, он, несомненно, был весьма проницательным политиком в вопросах социалистического обустройства национальных окраин т.н. Великороссии.
«…я хотела написать историю не только о раскулачивании, а о преодолении мифологического сознания. О том, как женщина, человек из очень глубокого дремучего прошлого волею судьбы резко перенесена в настоящее, - сообщает Гузель в одном интервью. Однако, она не в состоянии преодолеть собственное мифологическое сознание, внедренное постсоветской реальностью.
Яхина заявляет о своем интересе к советской истории и научной добросовестности. «Я всегда интересовалась советским периодом истории, это для меня самое интересное время. И когда я уже после смерти бабушки стала интересоваться этой темой больше, и прочитала мемуары других раскулаченных — захотелось написать. Что касается научной части, - говорит Гузель, - то я читала разные диссертации, книги.
Особенно мне помогли работы Виктора Николаевича Земского, это российский историк, он скончался в прошлом году. Но я с ним встречалась. Также я очень много провела времени на сайте Сахаровского центра, где выложено много мемуаров».
Знакомство с Земсковым В.Н. делает Яхиной честь. Все-таки это добросовестный историк, который сумел разоблачить фальшивую статистику либералов об умопомрачительных цифрах жертв сталинских репрессий. Эти цифры сочиняли как раз деятели Сахаровского центра, которым Гузель явно доверилась больше.
Тенденциозный либеральный взгляд на советскую историю порождает литературные штампы. Отряд продразверстки идет непременно под пение Интернационала, куплеты которого подробно цитируются. Глумясь над великими идеями революционного обновления мира, заложенными в этом великом гимне, автор Зулейхи не замечает, что выглядит мелкой пакостницей.
Или, например, донос горничной Груни на профессора Лейбе, которого она объявляет немецким шпионом в надежде завладеть квартирой ученого вместе со своим любовником. Либеральный шаблон, подменяющий реальную оценку трагедий становления Советского государства, зоологией. Прямо какая-то примитивная пародия на «Леди Макбет Мценского уезда» Лескова. Можно было бы изобрести что-нибудь более оригинальное для исторического полотна, каким задумала свой роман Яхина. А так, детский сад, да и только!
Подобные поделки могла бы признать гениальными разве что либеральная писательница Людмила Улицкая, для которой «остается загадкой, как удалось молодому автору создать такое мощное произведение, прославляющее любовь и нежность в аду…».
Ну, не такое мощное это произведение, как, например, «Тихий Дон», который Михаил Шолохов написал в молодом возрасте. Все попытки Солженицына и прочих недоброжелателей поставить под сомнение авторство Шолохова провалились. Это был, действительно, писатель от Бога. Только такой писатель и мог создать «Поднятую целину», роман, объективно отразивший реальность эпохи Великого перелома.
Советским гением руководило непредвзятое отношение к суровой и противоречивой действительности, далекое от коммерческого расчета. Однако надо войти в положение Гузель Яхиной, ей было трудней уберечься от влияния сил, тянущих страну назад в капиталистическое прошлое. Эти силы сулили столько соблазнов: деньги, карьеру, славу, раздутую до мировых масштабов!
Главным поворотом в ее жизни стал переезд в Москву в 1999 году. Здесь она врастала в либеральную торгашескую среду. Работала в сфере PR, рекламы, маркетинга. Участвовала в либеральных тусовках, училась приводить свои творческие идеи в соответствие с космополитическими трендами.
«Однажды, - вспоминает Гузель, - мне было тогда уже за тридцать - подумалось, что стоит все-таки поучиться тому, чему очень хочется: просто ради процесса, не ради результата. Я это сделала — и все два года учебы на сценарном факультете школы кино наслаждалась каждым днем, каждой лекцией. В итоге был написан сначала сценарий «Зулейха открывает глаза», а на его основе уже одноименный роман».
Московская школа кино – коммерческая структура. Судя по рекламе, она входит в Universal University. Университет объединяет восемь образовательных проектов: Британскую высшую школу дизайна, Школу компьютерных технологий Scream School, Московскую школу кино, Архитектурную школу МАРШ, Московскую школу музыки, Московскую школу продвинутых коммуникаций MACS, школу для специалистов нового образования School of Education и образовательный проект в сфере гастрономии The Food Academy.
Сообщается, что это первый в России университет креативных индустрий, где учат и учатся по-другому. В Universal University учат учиться и закладывать полученное знание в жизнеспособные проекты, которые становятся движущей силой в креативных индустриях в масштабах города, страны и мира.
Учеба «по-другому», предполагает, очевидно, не только освоение современных технологий киноискусства, но также отлучение от традиций советского кинематографа, снискавшего нашей стране славу и величие во всем мире. Она предусматривает промывание мозгов клиентов в антисоветском и антикоммунистическом духе, навязывание им ценностей паразитического капитализма. Творчество Гузель Яхиной служит лучшей иллюстрацией такому выводу.
|
